Сталкер расправил плечи и чуть выдвинулся вперед.
— Последнее слово — так последнее слово, — сказал он. — Я не шпион. Я — сталкер, по-вашему — добытчик. Воевать с вами люди не собираются и не собирались. И осуждая за предательство ее, — он кивнул на Крысю, — вы совершаете очень большую ошибку. Девушка — не предательница. Она просто спасала мне жизнь. Не рассуждая, кто перед ней — друг или враг. С каких это пор проявления великодушия и милосердия считаются предательством и караются смертью?
Поднялся шум, сперва негромкий, но усиливающийся с каждой минутой. Охранники подсудимых подобрались, готовые отражать вероятную агрессию толпы. Председатель суда застучал молоточком по столу:
— Тихо! Тишина в зале!
Однако на этот раз его призывы остались без внимания. Толпа взволнованно переговаривалась, обсуждала сказанное человеком, спорила...
К ним вдруг приблизился какой-то чернявый скавен, по виду — ровесник Востока или чуть постарше, и изучающе воззрился на пару в наручниках, рассматривая их с заметным любопытством. На лацкане его сильно поношенного пиджака блестел значок с двумя масками — веселой и грустной.
При виде его Крыся встрепенулась и подалась вперед.
— Артур Сергеевич... — вдруг быстро и почти умоляюще проговорила она, — я принесла книги... Для театра... Только... их отняли...
Руководитель бибиревского театрального кружка (а это был именно он) долго смотрел на нее не то с сожалением, не то с сочувствием, не то с осуждением.
— Эх, Крыська, Крыська... — наконец сказал он с сокрушенным вздохом, — а я ведь собирался попробовать тебя на роль Джульетты в нашем спектакле! Хотел тебе сказать об этом после твоего возвращения, а ты...
На Крысю было жалко смотреть. Глаза ее расширились, губы беспомощно задрожали. Девушка так и впилась взглядом в кружковца, и на ее лице последовательно отразилась целая гамма переживаний — изумление, робкое счастье, острое чувство вины, сожаление, отчаяние, боль... Она покачнулась, закрыла руками лицо и еле слышно застонала.
Восток бросил на местного «Станиславского» мрачный взгляд и придвинулся ближе к Крысе, чтобы если что поддержать ее. Хотя бы плечом. Но девушка, огорошенная известием, словно не заметила его движения. Сталкер скрипнул зубами и чуть пошевелил руками в наручниках. По его мнению, этот чернявый крысюк не должен был так бессовестно издеваться над своей и без того подавленной чувством непоправимой вины соплеменницей.
Он вдруг ощутил на себе чей-то пристальный взгляд и тут же развернулся в ту сторону, откуда он был направлен.
На него смотрел один из судей — довольно старый и совсем уже седой крысюк, которого при других обстоятельствах Восток запросто принял бы за человека.
«Старожил станции... — понял сталкер. — Из тех, кто пережил Удар, а потом — крыс и эпидемию... Первое поколение...»
Он повел плечом и тоже уставился на местного аксакала. Сурово, чуть ли не требовательно: ты, некогда бывший человеком, прояви же хоть какое-то понимание ситуации!.. Прояви человечность!
Скавен усмехнулся. Кажется, от него не укрылись ни потрясение Крыси, ни попытка закованного в наручники человека хоть как-то защитить и поддержать ее.
Окружающие что-то гомонили на разные голоса, но седой скавен, кажется, совсем их не слушал. Прикрыв морщинистые веки, он о чем-то размышлял. Наконец, когда стало уже совсем шумно и напряженно, старец властно поднял руку.
Шум стих, как по команде.
— Суд удаляется на совещание! — провозгласил скавен и, не дожидаясь коллег по судейству, направился куда-то в торец станции. Бибиревцы одобрительно зашумели вослед.
Охрана сомкнулась за спинами судей, не позволяя кому-нибудь из любопытных прошмыгнуть за ними и подслушать их дебаты.
Внимание зевак снова переключилось на подсудимых. Восток снова чуть ли не кожей ощутил их полные презрения и ненависти взгляды. Но если ему на эмоции местного населения было практически наплевать, то Крысе, похоже, доставалось морально по полной программе. Бедняжка совсем съежилась и сникла под этими хлещущими взглядами и хоть и пыталась держаться, но Восток уже видел, что надолго ее не хватит.
— Не бойся! — шепнул он ей, касаясь локтем ее вздрагивающего плечика. — Я рядом.
Крыся повела мимо него невидящим и каким-то совершенно отрешенным взглядом и ничего не ответила. Только судорожно вздохнула, пытаясь справиться с дрожью.
Томительно тянулось время. Наконец, когда охране уже пришлось отгонять от подсудимых некоторых не в меру расхрабрившихся ребятишек, норовивших то ущипнуть, то ткнуть пальцем «страшного» человека, судьи вышли из палатки, где обсуждали приговор.
— Суд вынес решение и, учитывая все обстоятельства дела и следствия, постановил... — провозгласил председатель после произнесения всех обязательных в таком случае фраз, — шпиона из «чистой» части Метро приговорить к отправке Наверх днем, без защитных средств, оружия и снаряжения. Его сообщницу, бывшую добытчицу Содружества Крысю, обвиненную в предательстве и пособничестве вражескому шпиону, навсегда изгнать из земель Содружества в Алтуфьево, запретив возвращаться под страхом смертной казни! Приговор окончательный и обжалованию...
— А вот я не согласен! — вдруг как гром с ясного неба раздался громкий голос Востока, бесцеремонно перебившего размеренную речь скавена.
На несколько секунд воцарилась изумленная тишина, и только охранники, взмахнув дубинками, ринулись было усмирять пленника... Но сталкер стоял совершенно спокойно, не делая никаких попыток к бунту, и охрана отступилась.