Однако он видел, что если промедлит — девушке станет совсем худо. Она была сейчас одинока перед лицом обрушившейся на нее беды. Еще немного — и черный поток захлестнет ее с головой, закрутит, унесет...
Восток приблизился и опустился на колени рядом со скавенкой. Склонился, коснулся ее плечом. Девушка вздрогнула.
— Если хочешь — можешь меня поколотить, — стараясь быть спокойным, сказал сталкер. — Потому что все это из-за меня. Но только, пожалуйста, не плачь. У меня от твоих слез нервный тик начинается.
Колотить услужливо подставленную сталкерскую грудь крысишка не стала. Вместо этого она всхлипнула совсем уж душераздирающе и... уткнулась в эту самую грудь, крепко обхватив Востока за шею скованными руками.
И разрыдалась с новой силой.
Восток вздрогнул. Не то чтобы он в своей жизни после катастрофы совсем избегал женщин — нет, монахом сталкер не был. Но будучи верным памяти той, что когда-то сгинула в ревущем ядерном хаосе, старался контакты со слабым полом свести к минимуму. В особенности всякие там «невинные» обнимашки, как правило, вызывавшие в нем невеселые, а порой и горькие воспоминания. До сих пор.
А теперь он оказался в объятиях прижимающейся к нему девушки — перепуганной, плачущей и явно надеющейся на его защиту и покровительство. И ко всему прочему эта девушка еще и не человек!
Ксенофобом или расистом Восток тоже не был, но его все-таки слегка передернуло от чрезмерной близости мутантки.
Как ни была убита горем Крыся — она почувствовала это. Сразу же отстранилась, съежилась и подняла на сталкера бледное, залитое слезами лицо.
— Тебе неприятно?.. Я... настолько... омерзительна?.. Прости... Я забыла, что вы, люди, не любите мутантов... Прости...
И она сделала попытку отползти в дальний угол, чтобы совсем уж скрыться с глаз сокамерника, не напоминать о себе, исчезнуть...
Восток мысленно врезал себе по уху. В конце концов, эта девочка не виновата в том, что он никак не может отделаться от присущей людям инстинктивной неприязни к тем, кто отличался от них. А ей он — как ни крути — обязан жизнью, по крайней мере, трижды. И сейчас, если он оставит ее без своей поддержки...
Умирать с таким грузом на совести сталкер не хотел. А в том, что их обоих казнят, причем очень скоро, он ничуть не сомневался.
— Крыся, постой! — окликнул он ее. — Не надо унижаться и прятаться. Ты не омерзительна, нет. Просто... а, черт, как бы так объяснить?.. Люди веками опасались и сторонились тех, кто не походил на них. И это уже так крепко вошло в плоть и кровь, что даже сейчас нам трудно избавиться от... негативных ощущений, когда рядом находится... чужак. Пусть даже сейчас это — всего лишь тень прежних инстинктов. Прости, пожалуйста. Я ничего не имею против того, что ты рядом со мной. Пусть даже мы и... разные. И ты вовсе не противна мне. Но... видишь ли... — Восток замялся, но потом мысленно махнул рукой, решив сказать правду: — Когда-то у меня была любимая девушка. Еще до Удара. Она погибла, не успев добежать до убежища. Я не смог помочь ей, поскольку находился в это время на другом конце Москвы. До сих пор не могу простить себе этого, хотя умом и понимаю, что в любом случае ничего бы не смог сделать, — слишком далеко мы были друг от друга в тот час... Я потом искал ее, искал на всех станциях, в надежде что ей удалось спастись... — Восток хмуро покачал головой. — Но чуда не случилось.
Крыся глядела на него во все глаза и даже перестала плакать. Но на лице ее все еще было горестное выражение, а губы дрожали.
— А когда ты меня обняла... — чувствуя неловкость от собственной непривычной откровенности, продолжил Восток, — то напомнила о ней — о той, которую я потерял. С тех пор, как это случилось, я старался не сближаться ни с одной девушкой или женщиной, не допускать их близко к себе... Чтобы не вспоминать... И вот сейчас... Признаться, это было для меня крайне неожиданно. Но я не хотел тебя обижать. Честное слово!
Скавенка на несколько мгновений опустила глаза, а когда подняла их, Восток прочел в ее взгляде... сострадание.
— И у тебя тоже есть своя боль... — прошептала девушка и покраснела. — Я... не знала...
Она вернулась на прежнее место. Помедлила и очень робко, нерешительно и почти невесомо коснулась плеча сталкера.
— Я теперь буду бояться лишний раз дотронуться до тебя, — с неловкой полуулыбкой проговорила она, — чтобы снова ненароком не вызвать горьких воспоминаний о твоей возлюбленной. Но... что мне делать, если здесь не только у меня... сердце кровью плачет?
Крайне изумленный, Восток уставился на нее, как на восьмое чудо света. Кажется, скавенка забыла про случившееся с ними, про клеймо предательницы, поставленное на ней соплеменниками, про ожидающую их обоих в обозримом будущем казнь. Отозвавшись на его боль, она восприняла ее как свою. Даже нет — важнее, чем собственные невзгоды!
«Чужую беду руками разведу, а в своей и концов не найду» — вспомнилась сталкеру поговорка.
Он хотел было что-то сказать ей в ответ, что-то хорошее и нужное, но тут загремел дверной засов, и в отворившемся проеме показалась вооруженная фигура охранника.
— Человек — на допрос! — рявкнул он. — Быстро!
Послышалось задушенное «ох!» Крыси.
Восток неторопливо поднялся. Расправил плечи, пошевелил запястьями. Руки затекли, но главное испытание болью, как он справедливо подозревал, ему еще предстояло. Причем испытание — в самом прямом смысле!
Раньше он, перечитывая всякие приключенческие книги, иногда задумывался над тем, смог бы он — доведись ему, подобно книжным героям, вдруг попасть в плен к врагам — выдержать изматывающие допросы и пытки. Восток так и не нашел тогда ответа на этот вопрос — потому что, хвала всем высшим силам, ни разу еще не попадал в такие ситуации.